Казус Кукоцкого - заметки на полях
Mar. 30th, 2009 09:01 pmКаждый несет в себе ростки вины, при том вина эта произрастает на той почве, которую каждый удобряет по-своему. В этом причина индивидуальности и неповторимости тех или иных тараканов-в-голове каждого из нас. Первородный грех - лишь одна из многочисленных форм, он скорее указывает на концепт, чем сообщает, кто и в чем конкретно виноват. Особенность такого рода вины в том, что ее нельзя искупить, ее можно только принять. Речь не идет об экзистенциальной вине, которая беспредметна, и именно из-за этой беспредметности Йозеф К. из "Процесса" Кафки так и не сумел ее принять. Интересна и особенность "взращивания" чувства вины. Двигаясь по своей неповторимой жизненной траектории, человек сталкивается с выбором, либо обстоятельства складываются неким мистическим образом (например, смерть мужа Елены совпала с днем, когда она ему впервые изменила с Павлом Алексеевичем), что в совокупности приводит к убеждению вида "этого бы не произошло, поступи я по-другому". И вот, уже родился в сознании таракан-паразит, мешающий жить, отравляющий легкость существования. Так и живем [в страхе] ожидая наказания за несовершенные преступления.
Самое странное в том, что многие люди добровольно несут эту вину с собой по жизни. Им как будто бы нравится непрерывно страдать, лить слезы на сентиментальных фильмах. (Вспоминается сцена из "Поговори с ней" Альмодовара: "В том, что произошло с Лидией, моя вина" - "Нет, это моя вина!". Ну и вообще в этой картине один из ее героев, Марк, набрал на себя кучу всяко-разной вины, словно бы он испытывал упоение от своих слез и отчаяния: "Зато я понимаю отчаявшихся женщин.") Отчего так? Отчего берут на себя вину за то, что уже нельзя никак изменить, вместо того, чтобы попытаться взять ответственность за то, что пока еще находится в наших руках? Первое, что приходит в голову - уход от экзистенциальной данности: преодолеем смерть, отказавшись от жизни, наполнив ее страданиями. Собственно, и у смерти появляется некий смысл - искупление.
Улицкая отмечает, что перед лицом всеобщего горя (война, например) мы временно забываем, отвлекаемся от своей вины. Но способ тот еще. Уж лучше принять тот факт, что мы не можем все вокруг контролировать, т. е. не взращивать у себя в голове реальное чувство вины за какие-то фантомные грехи. Надо искать иные, чем тотальный контроль, способы проявления собственной свободы.
Самое странное в том, что многие люди добровольно несут эту вину с собой по жизни. Им как будто бы нравится непрерывно страдать, лить слезы на сентиментальных фильмах. (Вспоминается сцена из "Поговори с ней" Альмодовара: "В том, что произошло с Лидией, моя вина" - "Нет, это моя вина!". Ну и вообще в этой картине один из ее героев, Марк, набрал на себя кучу всяко-разной вины, словно бы он испытывал упоение от своих слез и отчаяния: "Зато я понимаю отчаявшихся женщин.") Отчего так? Отчего берут на себя вину за то, что уже нельзя никак изменить, вместо того, чтобы попытаться взять ответственность за то, что пока еще находится в наших руках? Первое, что приходит в голову - уход от экзистенциальной данности: преодолеем смерть, отказавшись от жизни, наполнив ее страданиями. Собственно, и у смерти появляется некий смысл - искупление.
Улицкая отмечает, что перед лицом всеобщего горя (война, например) мы временно забываем, отвлекаемся от своей вины. Но способ тот еще. Уж лучше принять тот факт, что мы не можем все вокруг контролировать, т. е. не взращивать у себя в голове реальное чувство вины за какие-то фантомные грехи. Надо искать иные, чем тотальный контроль, способы проявления собственной свободы.